– Привет, Ник, – сказал БР, и Ник подавил желание ответить: «Привет».

– Ну, как там легкие?

– Чистые, – ответил Ник.

– По телевизору тебя покажут?

Ник ответил, что подскакивал к каждой камере, какую смог углядеть, и расписывал, как наша индустрия заботится об ответственной рекламе, здоровье населения и малолетних курильщиках, однако он сомневается, что физиономия его удостоится особого внимания в выпусках новостей, если удостоится вообще. Профессиональные говоруны из табачных компаний пользуются у электронных средств массовой информации все меньшим спросом, обратившись как бы в руку, пишущую на стене все более зловещие предречения. Еще совсем недавно телевизионщики регулярно присылали в Академию съемочные группы, чтобы отснять ядовитый пяти-, десятисекундный репортаж, в котором официальные представители индустрии привычно подвергали сомнению достоверность очередного медицинского исследования, доказывающего, будто сигаретные компании каждый год наносят ущерб не меньший, чем четыре бомбы вроде той, что сбросили на Хиросиму. Однако в последнее время эти рутинные материалы, обычно мелькавшие, противопоставляя две точки зрения, в середине программы новостей, стали появляться все реже и реже. Теперь комментатор, как правило, заканчивал сообщение о новом отчете фразой: «Стоит ли говорить, что табачная индустрия оспаривает отчет НИЗ, заявляя, будто нет никаких – я цитирую – „научных доказательств того, что беременная женщина, если она безостановочно курит, наносит тем самым вред вынашиваемому ею плоду“.

– Капустную Голову ты с собой брал? – спросил БР, вновь принимаясь шарить глазами по «Еженедельному отчету» – привычка не самая приятная, а если говорить честно, хамская, способная довести человека до белого каления, однако в смысле административном весьма эффективная: БР обзавелся ею в бизнес школе Стэнфорда. Очень хорошо помогает держать подчиненного в узде. Под «Капустной Головой» он разумел гр. – в смысле графа – Эрхарда фон Группен-Мюндта, «научного эксперта» Академии. Эрхард получил некогда ученую степень по судебной патологии в университете Штайнгартена, не входящем, возможно, в число ведущих научных центров Германии, но звучащем достаточно импозантно. Джи-Джи притащил его в Академию в семидесятые годы и построил для него в Рестоне, штат Виргиния, «исследовательскую лабораторию», официально именуемую Институтом здорового образа жизни. Основной научный потенциал этого заведения образовали тысячи перекормленных белых крыс, которые, сколько их ни мажь никотиновыми смолами, нипочем не желали обзаводиться опухолью Ф344. Средства массовой информации уже много лет не воспринимали Эрхарда всерьез. Главное его занятие состояло в даче свидетельских показаний на бесконечных судебных разбирательствах по предъявляемым табачным компаниям искам о причинении ущерба здоровью – там он старался заморочить судьям головы своей эрудицией, киссинджеровским акцентом и наукообразными заклинаниями насчет погрешностей выборки и многомерной регрессии. На процесс Люминотти его решено было выпустить прямо в белом лабораторном халате, и это произвело на судью сильное, хоть и неблагоприятное впечатление.

– Да, – ответил Ник, – он дал интервью Эн-эйч-кей, японскому телевидению. Очень хорошо говорил о пассивном курении. Разгромил в пух и прах. Уверен, его покажут в Токио..

– Боюсь, в Пеории нам от этого будет ни тепло, ни холодно.

– Ну… – Стало быть, Эрхард следующий. Двадцать лет беспорочного служения науке и – auf Wiedersehen {прощай, нем.}, Фриц, ты уже наше прошлое.

– Я думаю, нам следует обзавестись ученым-негром, – сказал БР. – Уж негра-то они показывать будут, никуда не денутся, так ведь?

– Это чревато не самыми приятными последствиями.

– Мне эта идея нравится. А, ну тогда конечно…

– Садись, Ник. – Ник сел, тоскуя по сигарете, однако куда там – в этом кабинете, принадлежащем человеку, который отвечает за все табачное лобби, не было ни единой пепельницы. – Нужно поговорить.

– Давай, – сказал Ник. Джоя всегда можно будет перевести в бесплатную школу. БР вздохнул.

– Буду краток. Этот тип, – он ткнул большим пальцем в сторону Белого дома, – намеревается повысить акцизный сбор с пачки сигарет до четырех долларов, его жена призывает задаром раздавать всем желающим никотиновые пластыри. ГВ пробивает полный запрет рекламы. Боб Смут сказал мне, что мы проиграем дело Хеффернана, влетим на кругленькую сумму, а это повлечет сотни и, может быть, тысячи новых исков в год. АООС присвоило нам канцерогенный класс. А. Пит Ларю говорит, что у НИЗ имеется в запасе ужастик, который они вот-вот обнародуют, – что-то насчет связи курения со слепотой, Иисусе Христе, а Лу Уиллис сообщил мне, что на следующий год комитет по ассигнованиям срежет нам средства, выделяемые на страхование урожая. Хороших новостей на нашем горизонте ровный ноль.

– Дело табак, верно? – сочувственно откликнулся Ник.

– Я не меньше прочих. люблю разрешать сложные проблемы. Больше прочих, если тебе нужна полная правда.

Да, БР, полная правда мне нужна.

– Что, собственно, и сказал мне Капитан, когда уговаривал занять этот пост, – БР встал, возможно желая напомнить Нику, что он выше его ростом, и подошел к окну, глядящему на К-стрит. – Ты знаешь, он дал мне карт-бланш. И сказал: «Поступай как считаешь нужным, используй любые средства, лишь бы дело пошло на поправку». Что-то он нынче ходит вокруг да около.

– Сколько мы тебе платим, Ник?

– Сто пятьдесят, – ответил Ник. И добавил: – Грязными.

– Угу, – сказал БР. – Ну так скажи мне, стоишь ты этих денег? Перед мысленным взором Ника мелькнула приятная картина: он обходит письменный стол БР, сжимая в руке солдатский кинжал времен первой мировой. К сожалению, картина эта быстро поблекла, сменившись другой : Ник пытается получить под свой дом вторую закладную.

– Не знаю, БР. Это уж ты мне скажи. Стою я этих денег?

– Давай говорить как профессионалы. Я не хочу разводить дискуссий. Я тебя спрашиваю прямо, по-мужски: что мы имеем? У меня такое впечатление, что от твоей лавочки исходит душок… пораженчества. Все, что я вижу, это белые флаги. Ник постарался остудить быстро закипавшую в жилах кровь.

– Белые флаги?

– Ну да, вроде этого дурацкого предложения, которое ты разослал в прошлом месяце, – чтобы мы признали существование некоторых связанных со здоровьем проблем. Чем ты вообще думал, Иисусе Христе?

– Собственно, – сказал Ник, – я и сейчас считаю, что это было разумное и смелое предложение. Давай глядеть фактам в лицо, БР: на наши уверения, будто курение никому не вредит, никто и не купится. Так почему бы нам не сказать: «Хорошо, иногда курение бывает опасным. Так же, как вождение автомобиля. Или выпивка, или перелеты, или переход улицы, или употребление молочных продуктов. Однако это вполне законное, приятное занятие, которое, если им не слишком злоупотреблять, оказывается, вероятно, не более опасным, чем… я не знаю… чем сама жизнь». По-моему, услышав это, многие подумают: «А что, в конце концов, они не такие уж и вруны».

– Самая идиотская идея, какую я когда-либо слышал, – резко сказал БР.

– Идиотская и дорогостоящая. Я приказал сжечь все экземпляры твоего меморандума. Ты хоть понимаешь, что случится, если его продемонстрируют на одном из этих чертовых судов? Внутренний документ, в котором признается, что нам известно, насколько опасно курение! Это все равно что подать им Иисуса Христа на блюдечке с голубой каемочкой – представляешь, каким кошмаром это может для нас обернуться?

– Хорошо, – Ник пожал плечами, – давай и дальше делать вид, будто курение никому повредить не способно. Тем более что до сих пор это так здорово работало…

– Вот об этом я и говорю, – сказал, покачав головой, БР, – чистое пораженчество. Ник вздохнул.

– БР, мы попусту тратим время. Моя преданность делу ставится под сомнение впервые за шесть лет.

– Может быть, ты просто выдохся? Это случается. Вошла, без стука, Дженнет.

– Ой, – сказала она, – простите, что помешала. Я принесла «Исследование синдрома тошноты» Нексиса, которое ты хотел посмотреть.